ИнтервьюАлия Шагиева — о том, каково быть дочерью президента

О статусе

В школе все относились ко мне как к человеку со связями, а не как к девочке Алие. Учителя через меня передавали записки с просьбами отцу; я была маленькой и всегда передавала их. В школе я была закрытым ребенком, близко людей не подпускала. Специально ходила с жирными волосами, не ухаживала за собой, чтобы не говорили, что я выпендриваюсь. Когда я выходила за пределы школы, то начинала мечтать, представляла себя красивой.  Потом я завела блог и нашла компанию, где всем было пофиг на мою фамилию.

Мое терпение лопнуло, когда в 2013 году в школу приехал журналист из какой-то кыргызской газеты. Преподаватель пришел ко мне и сказал, что журналист спрашивает, каково мне учиться в академии. Для него я была просто ребенком с фамилией. Я отказалась говорить, пришла домой и у меня случилась сильнейшая истерика. Это сейчас я так рассуждаю по-философски, смеюсь. А тогда я была очень агрессивным подростком, который кричал: «Ненавижу рамки, которые вы ставите! Ненавижу вашу золотую клетку!». В тот момент я решила, что не позволю относиться к себе как к инструменту; прежде всего мне нужно реализоваться как личность. Поняла, что не могу находиться в Бишкеке и уехала учиться в Питер.

До марта 2016 года, когда случилась выставка, мою тайну знали только две мои подруги из всех. Потом все всплыло — и трубили, что я дочка президента, что, мол, деньги государственные и что я вообще говно ходячее. Сначала я хотела каждому доказывать, что все не так. Донести, как я часами сидела над картинами, не спала и ела украдкой. Сейчас я поняла: не люди плохие, а система. Люди окружены системой, она их трахает, люди не могут ничего сделать в ответ. Если я нашла выход из системы, я не должна говорить, что я особенная, а вы лохи. Теперь я намного счастливей.

О творчестве

В Питере я училась в художественном училище имени Рериха. Этот город я выбрала потому, что он развит в направлении, которое мне интересно. А училище выбрала потому, что сомневалась в своих силах, и пыталась поступить хотя бы туда.

Я уехала в Питер, потому что испытывала недостаток свободы. Там я получила то, что не могла бы сделать в Бишкеке. Отошла от академического рисунка в сторону творчества. Узнала, что такое андеграунд.

До 2015 года я вообще не рисовала. В школе я комплексовала о том, что у меня не получается рисовать. Были дети талантливее меня. Сейчас рисунок – то, что меня вдохновляет. Я могу рисовать часами, раздражаться, у меня может затечь шея, устать глаза, но в итоге буду отдохнувшей и наполненной.

Материнство тоже отразилось на творчестве. После беременности в моих рисунках появилась орнаментальность: я рисую круг, потом вписываю его в другой, третий, четвертый. Внутри каждого круга изображаю точки, чтобы соединить. Раньше у меня не хватало терпения.

О политике и обществе

Мне абсолютно неинтересно говорить про социум. Не хочу сидеть и мусолить, что не так в городе и что люди делают не так. В системе в целом очень многое не так, но это следствие того, что разрослось. Если вы спросите о проблемах в социуме, я подумаю о проблемах в себе. Потому что я — частичка социума, фрактал. Я потихоньку отхожу от сложностей во внешнем, которые возникли от внутреннего. Раньше у меня было желание принимать, отторгать, но это желание прошло; сейчас я хочу создавать. Когда ты сидишь и критикуешь, ты пытаешься разрушить, но так ты не создашь ничего.

О родных

Братья и сестры отличаются от меня: я очень честна по сравнению с ними. К примеру, когда приезжали гости, я не хотела с ними сидеть, я хотела рисовать. Я говорила это и уходила. Так проявлялось мое уважение к ним, потому что я оставалась честной. Это лучшее, что я могу дать людям. Мои же братья и сестры делали то, что принято; они не такие избалованные. Мне всегда позволялось больше, чем им.

С мамой мы тоже разные. Она говорит, что у меня тяжелый характер. Да, это так, но почему я должна меняться? К постам о кормлении, о феминизме, о свободе мама относится сложно. Тут стоит ограничить то, как реагирует она, и то, что она пишет мне, когда на нее наседают родственники. Есть мама, которая не осуждает и любит меня несмотря ни на что. А есть другая мама, которая может сдаться под натиском. Тогда она не знает, как поступить и начинает переживать. Просить удалить все.

Подростком я считала, что мама плохая. Сейчас, когда я повзрослела и сама стала мамой, я перестала обижаться и поняла ее.

Возраст играет важную роль; с годами сложно принять что-то новое. Еще мама родилась в городе Ош, где у женщин положение даже хуже, чем в Бишкеке. Она иногда допускает фразы, которые дискриминируют женщин. Может сказать: «Женская доля такая». Но в силу своей мягкости и любви она меня не глушит. Я благодарна родителям за то, что они не сломали меня. Ведь я делаю то, что делаю, не потому, что придумала такую концепцию. Моя цель — следовать одному духовному признаку.

Отец никогда не говорит мне, что я должна делать, а что нет. С папой у нас организация души одна, мотивы одни. Он творческий человек, только, к сожалению, он приступит к творчеству, когда ему будет уже 60. В отличие от него, я раньше это поняла.

О манифестах в соцсетях

В апреле 2017 года я удалила аккаунты в инстаграме и фейсбуке, оставив только страничку в ВК — «остатки честности». Через три недели восстановилась везде. Почему? Потому что мне нужно делиться. Я решила, что не оставлю свои принципы, и поняла, что с любой идеей нужно идти в мир. Если я хочу рассказать женщинам, что они могут кормить ребенка при всех, — пожалуйста. Когда я удалилась из соцсетей, то определила другой путь — я больше не хочу никому ничего доказывать. Я почти год пыталась что-то втолковать всем, мне так сильно хотелось все поменять. Наверное, допустила чуть больше агрессии, чем стоило. Это был бунт. У меня так было с вегетарианством. В 13 лет я посмотрела фильм об убийстве животных. Я долго плакала и не знала, что делать; первой моей реакцией было бить в колокол, рассказать всем. Затем я поняла, что менять мир нужно с себя, нужно становиться счастливее и свободнее. Ходить встревоженным ни к чему не приведет. И невозможно помочь человеку, который не готов меняться. Сейчас обращаюсь к тем, кто готов. Я собираюсь созидать, созерцать, просто преумножать любовь.

О знакомстве с мужем

Когда папа стал президентом, мы переехали в резиденцию, где большие комнаты и неуютно. Я испытывала потребность в самовыражении и на местном ресурсе открыла блог. Назвалась Анной Вэг. Публиковала сентиментальные заметки, высказывалась ассоциациями и метафорами. Там у меня завязалась переписка с Костей. Он, наверное, представлял меня русской светловолосой девушкой. Как-то я опубликовала пост о том, что на такой-то улице бродит бездомный котенок. Мы договорились с Костей приехать к нему. Котенка мы не нашли, но нашли друг друга. Когда я пришла домой, то первое сообщение, которое я получила от него, было: «Все будет хорошо». Он написал это, и я сразу ему доверилась. Он ведь не знал мою фамилию. Он знал меня по тем постам, знал мое истинное «Я».

Я долгое время скрывала от Кости свое происхождение. Мне всегда было обидно, что я не могу быть обычной девушкой, которая поведет знакомить с родителями, напоит дома чаем. Наверное, я бы так и не решилась рассказать. Это произошло само. Мы с Костей гуляли по городу и встретили мою маму, когда та выходила из кафе с друзьями. Мама про него уже слышала, теперь они познакомились вживую. Когда мы прощались, Костя назвал маму по имени и отчеству. У меня внутри все разорвалось — она ведь не представлялась, значит, он все знал. Мы пошли дальше, я начала плакать. В тот период я вообще была ужасным нытиком. Костя начал меня успокаивать. Сказал, что для него это просто обстоятельство, что он всегда подозревал, но молчал, потому видел, что тема болезненна.

Материнство сильно меня изменило. Наверное, я говорю что-то абстрактное, хотя сама не люблю, когда материнство романтизируют. В материнстве есть как супервозвышенные моменты, так и примитивные чувства: когда ты не спала два дня; не знаешь, как взять ребенка; считаешь себя плохой мамой; злишься на все; становишься страшно агрессивной. Если к тому же муж не понимает, а родственники считают, что лучше тебя знают все, — тогда ты начинаешь ненавидеть и себя, и ребенка. Появляется послеродовая депрессия, которая может продлиться на всю жизнь. Важно еще «закрыть роды» — садиться с психотерапевтом, разговаривать. Во время родов женщина тоже рождается и никогда не становится прежней. Через нее проходит такая жизненная энергия! Она может физически выглядеть также, но в голове все будет работать по-другому.

Я не делала закрытие родов, потому что у меня не было негативного опыта. Я не рожала в роддоме. Вы сами знаете, сколько жестокости там, особенно у нас в Азии. Когда тебе говорят: «Ты же так не кричала, когда трахалась». Вы, кстати, эти маты не вырезайте. Хватит фильтровать. Я рожала дома, все это длилось 11 часов. Муж присутствовал при родах: сидел со мной в кресле и все видел — как проходили схватки, как я испражнилась, как выходил малыш.

Однажды я шла по коридору школы, и старшеклассник шлепнул меня по попе. Мои подруги посмеялись и сказали, что это нормально. Тогда я поняла, что у них отсутствует понимание личного пространства. Вообще, в школе я редко сталкивалась с тем, что мальчики проявляли ко мне странный интерес. Меня не дергали за косички; я очень серьезно относилась к личному пространству каждого человека.

Но я не хочу преподносить себя как феминистку. Меня заботит человек, личность. Дискриминацию может испытывать и мужчина. По моему мнению, нельзя решить проблему, если сказать, что вот это вот неправильно. Потому что даже те, кто виноваты, будут до конца защищаться и закроются. Выходит бессмыслица. Знаете, я не шарю в терминах феминизма, вы потом опишите сложными словами. Я не феминистка и я не патриотка; я есть я, которая старается принять себя и помочь другим. Меня волнуют вопросы души, а душа ломается там, где есть несостыковки.